– И что вы решили, господин Гай?
Я трогаю челюсть пальцами. Она почему-то болит. Слишком сильно зевнул, что ли?
– Господин?
– Достань мою тогу.
– Парадную?
– Ни в коем случае. Самую обычную. Лучше даже чуть-чуть застиранную. Есть такая?
Дожидаясь, пока Тарквиний принесет одежду, я наливаю себе вина и начинаю пить, не разбавляя водой. Густое и кислое – сойдет. Оно течет по глотке прохладой.
Остаться самим собой – это правильно. Нужно их позлить.
Что бы сделал Луций на моем месте?
Из Ализона я выехал, когда совсем рассвело. От недосыпа все вокруг казалось хрустально чистым, отмытым до основания. Даже грязь на дороге словно вылеплена из глины – с особым искусством. В лужицах отражается светлеющее небо. Я люблю утро Италии. В Капуе, где находятся наши семейные владения, это самое благословенное время суток. Солнце еще не припекает, не жарко. И все такое свежее. Недаром говорят, что в это время земля касается
неба. Это время богов. Время, когда небо ясное до самого эфира.
Здесь же небо другое, низкое, несмотря на ясную погоду. Под копытами коня мягко стучит земля. Я оглядываюсь – даже воробьев еще нет. За мной едет молодой раб из дома Квинтилия Вара – мой проводник. Далее едут десять преторианцев – я вижу их коричневые плащи. Вообще пропретор не советовал мне путешествовать в одиночестве. «Германия становится цивилизованной, конечно. Но еще не все так хорошо, как может показаться на первый взгляд».
Я вспоминаю мычание коров и раскаты грома.
Меч, ударяющий в грудь германца… Красные бусины, рассыпающиеся… Нет, видимо, не так хорошо.
Конечно. Я кивнул тогда.
Судя по тому, как меня встретила Германия, я словно приехал выискивать ее язвы.
Жеребец из городских конюшен мотает головой. Я купил его вчера. Отправился сразу после обеда. Его зовут… неважно, как его зовут.
Луций прав. Вернее, прав Тит Волтумий, старший центурион, – полководец должен разделять тяготы со своими воинами.
Это правильно. Это – по-римски.
Ветер дует справа, теребит волосы у меня на лбу. Скоро я буду в легионе. Уже через пару часов.
Уздечка украшена металлическими бляхами. Я держу повод, плавно покачиваюсь в седле. Тут главное, поймать ритм движений бедрами – вперед-назад, в такт с бегом лошадиным копыт – движение характерное, можно кое с чем перепутать. Да.
Вслед за мной скачут десяток всадников – галлов из охраны пропретора. Услышав, что я хочу выехать в легион, Квинтилий Вар настоял на охране.
Я не самый плохой всадник. Вернее, для римлянина я вообще считаюсь хорошим наездником. Упражнения на Марсовом поле, выездка и прочее. А вот брату с конями не везло. Однажды своевольный конь сбросил его во время учебной выездки – и Луций повредил правое колено. И с тех пор прихрамывал. Ему тогда было лет двенадцать.
Я вспоминаю, что Тит Волтумий рассказывал про Луция. Про то, как брат ходил в пешие походы вместе с воинами. Интересно, чего ему это стоило?
Вперед на дороге лужа. В ней отражается серо-голубое небо Германии, бег облаков. Под свежим ветерком гнется вереск вокруг дороги.
Вперед-назад. Бедрами. Ну и чем мы занимаемся, если глядеть со стороны?
Я тяну повод. Мой конь с легкостью перемахивает через лужу – на миг распластавшись в воздухе, становится длинным, как змея легионеров Сципиона Африканского.
Приземление. Удар копыт. И снова бег.
Дорога тянется через лес, взбирающийся по пологим склонам. Сосны и сырой мох, коричневые стволы подступают к самой дороге. Неровные.
Мы едем шагом. Я слышу стук копыт за спиной – словно эхо шагов моего коня.
Когда мы выезжаем из леса, в долине у полотна реки раскинулись три ровных прямоугольника – лагеря Семнадцатого, Восемнадцатого и Девятнадцатого легионов. Гордость Рима. Отличные солдаты, как я слышал – и как писал брат в письмах. Но кроме трех ровных прямоугольников (я вижу, как там везде двигаются крошечные фигурки – утренняя жизнь) я вижу чудовищную кишку, которой обросли легионы за несколько месяцев здесь, в летних лагерях.
Это кастренсис – город, возникающий вокруг любого постоянного расположения легиона. Строения и палатки стоят без всякого порядка, соединяя, как кровеносный сосуд, лагеря в единое целое.
Что лучше объединяет воинов, чем шлюхи?
На самом деле, конечно, не все так просто. Легионеры не имеют права жениться, закон не позволяет этого. Поэтому почти у каждого в этом городке, приросшем, как уродливый гриб к стройному стволу бука, к идеально ровным прямоугольникам лагерей, у каждого солдата и даже нестроевого легионера, а зачастую – и у раба есть в этой кишке временная жена. И временные дети.
Когда солдат отслужит свои двадцать лет, он получит землю или выходное пособие и официально женится на своей подруге. Или – что тоже бывает – уедет в Италию к старой жене. Это если солдат успел жениться до вербовки в легион.
Забавно. Когда легион выступает в поход, за ним движется гигантский хвост с женщинами, детьми и шлюхами. То есть женщин хватает.
А философы до сих пор шутят о целых стадах овец, которых гонят за легионами с одной-единственной целью… м-да. Философы все-таки оторванные от реальности люди.
Я бы не удивился, если бы какой-нибудь философ, завербуйся вдруг
в легион, первым делом бы потребовал бы положенную ему козу.
Ученые люди зачастую такие идиоты.
Дорога спускается с холма, огибает другой. Нам все чаще попадаются на пути грузовые повозки. Самое интересное, что все легионеры, что едут с повозками, – вооружены. И даже легионные рабы, отправляющиеся за дровами, едут в лес не иначе, как в сопровождении охраны.