Рим. Книга 1. Последний Легат - Страница 80

– И что? – удивляется пропретор.

«Я не убивал. Я хотел купить подарок невесте», – вспоминаю я слова варвара. Не повезло, друг.

– Оказалось, не очень.

– Так. – Вар медлит. – Я не совсем понимаю… Зачем этим варварам вообще понадобилось снимать распятого? Они его родственники, близкие? Кто?

Я пожимаю плечами. Великолепное, небрежное движение. Я отрабатывал его перед зеркалом много раз.

– Они разбойники! – говорю я. – Видимо, он был одним из них. Разведчик, что-то в этом духе. Может быть, они хотели узнать расположение комнат вашего дома, пропретор. Где находится охрана… и прочее.

Квинтилий Вар смотрит на меня прямо – с явной тревогой.

– И он рассказал? Разбойники что-то узнали?

– Это невозможно, пропретор. Боюсь, бедняга к тому времени уже скончался. Так что с их стороны это была совершенно напрасная трата времени… – Я выдерживаю паузу и добавляю: – Мертвые ведь не могут говорить, не так ли?

Публий Квинтилий Вар некоторое время молчит, глядя на меня. С неясным выражением на лице. Потом, что-то для себя решив, пропретор кивает:

– Думаю, так, Деметрий Целест. Думаю, так.

* * *

– Привет, старик! – говорю я. – Просыпайся, просыпайся.

Тарквиний медленно открывает глаза, моргает. В первый момент кажется, что в его зрачках отражается свет подземного огня. Красные сполохи Преисподней. Я придвигаюсь ближе. Даже если на меня оттуда взглянет сама вечность – плевать.

От него пахнет старостью и домом. От него пахнет воском и старыми вещами. Черным африканским деревом и пылью пустыни. От него пахнет Римом.

– Госпо… дин Гай. – Губы с трудом шевелятся. Глаза белесые. Я знаю, что у меня совсем мало времени… а нужно успеть спросить так много…

– Как ты, старик? – говорю я. – Скучал по мне?

Он поводит плечами, пытается встать. Смотрит на меня испуганно.

– Болит, – говорит Тарквиний с каким-то даже удивлением.

У него рана в груди, куда вошел нож убийцы. Она перевязана, но сколько он проживет, я не знаю. Но я знаю, что это больно. Очень больно.

– Старик, – говорю я. – Это важно. Я задам тебе один вопрос… Постарайся ответить, хорошо?

Сейчас я должен спросить: кто тебя убил, старик? Я найду его и распну – как распяли случайного, в сущности, варвара.

А может, наоборот, мертвых возвращают, чтобы что-то им сказать? Люди смертны. Люди смертны внезапно. И слишком много важных слов остаются несказанными.

Сейчас я скажу: я тебя все-таки люблю, дурацкий старикан. Вместо этого я говорю:

– Старик… ну, ты знаешь…

Вспышка молнии. В испуге я просыпаюсь. Темнота. Я лежу на кровати в своей комнате. Разжимаю пальцы, на моей ладони – фигурка из серебристого металла. Воробей. Она совершенно ледяная.

Сон. Это был всего лишь сон, понимаю я. Переворачиваюсь на другой бок. Надо заставить себя уснуть. Иначе я не выдержу и пойду к Тарквинию. Он лежит завернутым в саван в одной из комнат. И скажу: вставай, старик.

И его душа вернется обратно на крыльях воробья.

Нельзя оживлять мертвых, думаю я. Стискиваю зубы и лежу, глядя в темноту. Нельзя.

Что делать живой душе – в мертвом теле? Что?!

Страдать.

* * *

– Да как-то все бестолково в прошлый раз получилось, – говорю я. – С Луцием. Не находишь, старик?

Тарквиний молчит. Лицо спокойное и очень красивое. Седые волосы аккуратно расчесаны.

Я закрываю ему глаза. Вкладываю в рот медную монетку.

* * *

Когда я был маленьким, я мечтал, что однажды приду к своему деду, великому Луцию Деметрию Целесту-Древнему, и скажу: «Вот твоя тога, дед».

И подам ему тогу. Это не простая тога, а важная. Потому что это будет важный день и важная речь.

Дед улыбнется, наденет важную тогу, перекинет белую полу через левую руку и пойдет в сенат произносить важную речь. А я буду гордым, как не знаю кто, потому что это идет мой великий дед.

Но Луций-Древний умер, а я так и не принес ему тогу. За меня это каждое утро делал его дряхлый раб.

Дурацкая мечта, да. Не знаю, почему это было для меня важно. Именно сказать: «Вот твоя тога, дед». Словно без этих слов мечта не работает. Глупо, да?

Позже, когда я уже служил трибуном в Третьем легионе, в Африке, на мавританском базаре мой Тарквиний встретил свою мечту. Мечта была из ярко-красного шелка. Мечта смотрела на Тарквиния с прилавка и обольстительно улыбалась… Она шептала: возьми меня – и все такое о разврате. Тарквиний, наверное, представлял, как наденет ее и пройдет красным щеголем перед соседскими рабынями.

Туника, украшенная золотой вышивкой. Вещь дорогая, но сделанная совершенно без вкуса и чувства меры. Глупее мечты нельзя было и придумать, кажется.

А Тарквиний все ходил и ходил вокруг этой туники. Но так и не купил.

Я только посмеивался тогда. «Ты будешь выглядеть в ней жутко нелепо, – говорил я. – С таким рабом на людях я не появлюсь, так и знай». Тарквиний обижался.

Но как он о ней мечтал! Это было смешно и нелепо. Я даже хотел дать ему денег на покупку, но почему-то забыл. Такое случается. Потом мой год службы в легионе закончился, и я поехал обратно домой, в Рим. Со мной поехал Тарквиний. А его мечта – красная и вульгарная – осталась в Африке. Такое тоже бывает.

Я звал его «деда». Давно, в детстве. Однажды я спросил у своего великого дедушки, Луция-Древнего, почему он выбрал именно Тарквиния в мои воспитатели. «Что в нем особенного?» – спросил я. Дед улыбнулся и ответил: «Он сам».

– Ну что, старик, доволен? – спрашиваю я. – Добился своего, да?!

Тарквиний лежит, завернутый в саван. Поверх савана на нем – красная шелковая туника. Яркая и безвкусная, как африканское лето. Это было просто. Я просто пошел на местный рынок и купил ее. Ничего сложного. Такая ерунда есть даже в Германии, в Ализоне. Твоя мечта, старик, всегда была рядом, надо было просто пойти и купить.