Рим. Книга 1. Последний Легат - Страница 66

К оглавлению

66

В доме римского наместника совершено преступление. Это скандал. Да, убит всего лишь раб (в голове эхом: всего лишь раб, всего лишь…), но мог погибнуть и кто-нибудь из римских граждан. Или даже сам Публий Квинтилий Вар. Это никого не обрадует. Вар представляет Божественного Августа в провинции. У него даже есть ликторы, целых шесть. Поэтому он должен заботиться о своей репутации.

Я смотрю.

Преторианцы носятся так, словно их ошпарили.


* * *

Я провожу ладонью по сухой, словно пергаментной коже Тарквиния. Ненужная, запоздалая нежность… Прости, старик.

Я не видел Луция мертвым. Вернее, я видел его тело – но тело уже забальзамированное, подготовленное к похоронам. С ним поработал опытный мастер. Даже щеки подкрашены для эффекта. Розовый цвет лица.

Розоволицый.

От этого Луций казался еще более мертвым. А Тарквиний выглядит живым. Но он тоже мертв.

«Я отправлю тебя в пекарню, старик».

«Я не хочу есть, не хочу пить. Оставь меня в покое!»

Проклятое ощущение несправедливости…

В горле першит. Однажды, когда я был в Греции и мы гуляли по красным дорожкам, усыпанным засохшей хвоей, учитель спросил: что такое скорбь? Кто-нибудь может мне ответить?

Что такое скорбь? Теперь я могу ответить. Скорбь подобна огромному листу золоченой меди. Одному из тех, что берут для обшивки корабельного днища. Огромный лист. И он такой… неудобный, что ли? Гулкий. Громоздкий. Как ни возьми, все неудобно. Или пальцы порежешь, или выронишь… И лист этот ни взять толком, ни перехватить. Ты его поднимаешь, держишь. Он срывается и углом – по горлу.

Гулкая медная пустота.

«Деда! Деда!» – как я называл Тарквиния когда-то в детстве.

У меня перехватывает дыхание.


* * *

Префект Цейоний врывается в комнату. Белый сполох тоги, довольное лицо…

– Мы его поймали, легат!

Я поднимаю голову. Цейоний улыбается так, словно только что получил золотой венок за взятие крепости – прямо из рук Августа, который к тому же пообещал префекта усыновить и сделать наследником в обход Тиберия.

– Поймали? Кого, если не секрет?

– Что?

Вспышка ярости.

– Говорите четко, префект, – говорю я холодно. – Кого поймали и где?

Цейоний моргает, молчит. Префект ошарашен. Потом он все-таки берет себя в руки:

– Человека, который это сделал… испортил ваше имущество…

– Что испортил?

– Гм-м… – Цейоний несколько теряется. – Убил вашего раба, легат.

Несколько долгих мгновений я молчу.

Имущество.

И-мущество.

И-спортил. И-мущество.

«Всего лишь раб».

Всего лишь?! Все сдвигается. Темное. Красное. Блеск. В последний момент я сдерживаюсь, останавливаю себя. От чудовищного усилия в груди болит, комната вокруг кружится. Цейоний моргает.

– Хорошо, – говорю я хрипло. – Я хочу его видеть. Покажите мне этого человека…


* * *

Два преторианца приводят убийцу. Я молча смотрю. В нем нет ничего особенного, просто варвар. Германец, длинные светлые волосы, кажется, довольно молод. Они все здесь так похожи – для нас, римлян, что кажутся братьями-близнецами.

Молоденькая рабыня, это ее я видел с кувшином. Сейчас она стоит и нервно комкает передник.

– Кажется, он был чуточку повыше, – говорит служанка неуверенно. – Я… я не знаю…

– Посмотри еще, – предлагает Цейоний. – Ну же, не бойся. Этот варвар ничего тебе не сделает. Это он, тот, кого ты видела?

Рабыня смотрит и неуверенно кивает.

– Отлично. – Цейоний улыбается, физиономия совершенно мерзкая. – Умничка.

Не знаю, почему он меня так бесит.

Варвар угрюмо молчит. У него разбито лицо, и он постоянно облизывает распухшую нижнюю губу.

– Кто она? – спрашиваю я.

– Климентина, она работает на кухне, – поясняет Цейоний. – Она говорит, вы должны ее знать.

Я пытаюсь сосредоточиться. Ах да! Кажется, я ее знаю.

– Привет, Климентина, – говорю я. – Как поживаешь?

Рабыня нервно сжимает руки. Явная неуместность вопроса пугает и ее, и меня.

– Хорошо, можешь идти, – говорит Цейоний.

Рабыня кивает и убегает. Мы остаемся – я, Цейоний, два преторианца и пойманный варвар. Убийца Тарквиния. Варвар снова облизывает разбитую губу. Скоро у него лицо станет совсем черным.

– Где вы его поймали? – спрашивает Цейоний, причем, видимо, специально для меня.

– В переулке за домом. Пытался убежать, даже нож достал. Он ранил Квинта, – говорит преторианец. Глаза у него сверкают. – У-у, сволочь!

Воин замахивается дубинкой.

– Отставить! – кричит Цейоний так резко, что я вздрагиваю.

Проклятье, зачем же так орать. Преторианец в последний момент останавливает руку. Молча смотрит на префекта, скулы напряжены. Дубинка стиснута в руке. Преторианец сплевывает и выходит.

Ноги германца, босые и синие, скованы колодками.

– Мы будем его судить, – говорит Цейоний с явным удовольствием. – По римским законам.

Германец с трудом поднимает голову, я встречаюсь с ним взглядом. У варвара – заплывшие от ударов светлые глаза, почти уже щели. По его виску стекает струйка крови – черной.

Глава 12

Римский суд

В судебных покоях царит полутьма. Горят огни. Я смотрю на стоящего передо мной человека.

Белая тога, круглощекое лицо. Толстый. Я не могу оторвать взгляда от пухлой руки, унизанной кольцами. На одном из пальцев – кольцо из золота, знак римского всадника. Это самая скромная вещь из тех, что он носит. Вокруг этой золотой полоски – камни: сапфиры, жемчуг, коралл, изумруды и рубины. Томный блеск драгоценных камней. Все пальцы унизаны…

Это судья.

– Ликий Пизон, – представляется он. Со значением в голосе. Можно подумать, я всю жизнь мечтал с ним познакомиться. – Пропретор поручил мне рассудить это дело. Благородный и милостивый Квинтилий Вар настаивает, чтобы решение было вынесено как можно быстрее. В кратчайшее время.

66