Это страшно. Даже Стигион, уродливый гладиатор, кажется впечатленным.
Пауза.
– Стир по прозвищу Бык! – кричит распорядитель. Амфитеатр отвечает дружным гулом: вух, наконец-то. Все в порядке. – Варвар-германец, от поступи которого содрогается земля.
Я готов в это поверить.
Германец стоит равнодушный, едва жвачку не жует, как корова. Молот лежит на песке, германец держит его за рукоять так, словно забыл про свое оружие.
Может быть, так и есть.
Когда я смотрю на варвара по имени Стир, по прозвищу Бык, мне чудится, что песок арены промят в том месте, где он стоит. А воздух вокруг германца изгибается и дрожит, как от страшной жары.
Но вокруг – прохлада германского лета. Всего лишь.
– Начинайте!
– Да! – кричит толпа.
– Откуда взялся этот Стир? – спрашивает Гортензий Мамурра. Это особая манера говорить, аристократическая – словно бы ни с кем, с богами, с воздухом… С самим собой.
Нумоний Вала некоторое время молчит, глядя на арену, прежде чем ответить.
– Он сам вызвался участвовать в боях. А так он служит в третьей вспомогательной когорте. Видите стрижку? Он из наших солдат.
Германец Бык и гладиатор Стигион идут навстречу друг другу. Великан выше италийца на две головы, хотя Стигион тоже не из маленьких.
– Обычно германцы отращивают длинные волосы, чтобы выглядеть устрашающе, – продолжает Нумоний. – Они расчесывают их в две пряди и намазывают глиной. Но ему это… – легат Восемнадцатого медлит, подбирая слово, – не нужно.
В этом простом «не нужно» больше смысла, чем во многих иных словах.
Бык устрашает уже той ленью, что сквозит в его движениях, когда он идет навстречу противнику и молот волочится за ним по песку. В его взгляде, в его полусонно прикрытых глазах, один из которых зеленый, другой – голубой.
Интересно, какие ставки на этот бой? Сколько ставят на германца?
– Стигион должен выиграть, – говорит Нумоний. Но я не слышу в его голосе уверенности. – Он лучший. Он убивал на арене сотни раз.
Стигиона выписал наместник специально для игр – для престижа. Праздник в мою честь подвернулся как раз вовремя, чтобы испробовать в деле новое приобретение Квинтилия Вара.
– Не желаете сделать ставку? – Рядом со мной оказывается щуплый человечек с хитрым лицом. Оно точно вставлено в раму и может быть в любой момент заменено на другое.
Я смотрю, как двигается Стигион – плавно перетекает, словно красно-полосатый тигр. Затем смотрю на сонные, угловато-дерганые движения германца.
– Желаю, – говорю я. – Какие сейчас ставки?
– Пять против трех – на Стигиона Убийцу, – быстро говорит человечек. В руке у него глиняные таблички.
– Даже так? – Чему я удивляюсь? Германец идет очень высоко для новичка в таких боях. Впрочем, достаточно на него посмотреть…
– Хорошо, – говорю я. – Двадцать денариев на… на варвара!
– Не уверен, что это хороший выбор, – говорит Нумоний Вала. – Извините, что вмешиваюсь, Деметрий Целест.
На арене Стигион и Бык все ближе друг к другу…
– Вы правы, – говорю я. – Сто денариев на германца! Играть так играть.
– Принято, – говорит человек с вставным лицом.
В ладони у меня оказывается глиняная табличка с номером XVII.?
Семнадцать, как номер моего легиона. Я хмыкаю. Боги дают знак? Если бы я верил в приметы, это была бы лучшая… наверное.
Все замирают.
Стигион, чемпион Рима, против великана из германской преисподней.
Когда-то сто тысяч желтоволосых великанов с голубыми глазами вторглись в приальпийскую Галлию и разгромили несколько наших легионов. Полгода после этого Рим был в таком ужасе, что германцы казались нам выходцами из Преисподней.
Стигион останавливается в центре арены. Его меч – фракийский, с расширяющимся лезвием, слегка загнутым на конце. В левой руке у него маленький щит.
Германец все так же стоит, склонив голову набок. Даже молот не поднял. Он что, слабоумный? Кажется, толпа начинает думать так же.
Стигион быстрый как молния – он убьет германца, прежде чем тот поднимет свой молот. Или даже вздохнет.
– Подними оружие, деревенщина! – кричат с трибун.
«Боги, – думаю я, – я поставил сто денариев на идиота. Впрочем, хороший урок редко бывает бесплатным».
В следующее мгновение Стигион делает выпад. Это пробный удар, но он вполне может искалечить варвара… Клинок со свистом рассекает воздух.
На мгновение луч солнца отражается от чего-то на груди великана-германца с разными глазами, бьет мне в глаза. Меч летит. Если германец не поднимет свое оружие… В любом случае уже поздно.
Германец вдруг отпускает рукоять, молот падает на песок… Великан делает шаг навстречу клинку… Что за?!
В следующее мгновение все ускоряется. Стир оказывает вплотную с гладиатором, берется за нижний край шлема огромной ладонью. Дергает вверх. Хруст!
Меч Стигиона медленно падает на песок. Крак, кр-рак, крак.
Мы слушаем этот жуткий звук в полной тишине.
Великан ломает гладиатора руками, как детскую игрушку. Чудовищная сила. Так не бывает, но – так есть. От накачанного тренированного убийцы не остается ничего – кроме…
Брызги крови разлетаются по арене. Стир вырывает ему руку с легкостью – капли крови летят, темные, почти черные.
Всё.
Изломанный кусок мяса с вырванной рукой падает на песок. Его отшвырнули за ненадобностью. Стигион больше не убийца, он никто. Стоило ехать из самого Рима, спрашивается?
Великан убил его голыми руками. Стир поднимает окровавленную ладонь.
И только тогда толпа выдыхает и начинает кричать.
В последний момент, когда амфитеатр скандирует: «Проваливай!» – я вижу, как германец берет огромными пальцами амулет, что висит у него на груди, и мажет его кровью убитого гладиатора. И вздрагиваю – словно всего, что случилось раньше, мне недостаточно…